Человек, который слабо влияет на жизнь общества, называется маленьким.В основном редко большому человеку интересна жизнь маленького, разве только по службе или ради выборов.
Его не волнуют процессы, которые текут на уровне живых клеток в организмах маленьких людей, хотя процессы эти со ступенчатой непостижимостью прорастают в дыхание всей планеты.
(Ну, право слово, спросите у физиков про дискретность материи, и вам станет ясно, что такое эта самая ступенчатая непостижимость!)
Биологическая масса всех маленьких людей в значительной степени превышает биологическую массу людей больших, то есть тех, которые думают, что влияют много.
И вот что интересно – чьё влияние перевешивает, тех, кто думает, что сильно влияет или тех, кто вообще не думает на эту тему?
Впрочем, я и сам в этой жизни имею небольшую величину, и смотрю на явления со своей высоты, следовательно, кругом себя не могу видеть больших и влияющих, а вижу маленьких и не влияющих. И эти люди мне интересны в силу того, что я совершенно не понимаю тех (больших), которые думают, будто всем управляют и всё находится у них в руках.
Вот возьмём, например, ловлю рыбы. Большой человек залезает в свою собственную большую яхту, выходит на ней в океан, забрасывает удило ( включает при этом свою киношную камеру, чтобы потом показать маленькому какой он молодец) и два часа тянет из глубин какую-нибудь рыбу- меч, тунца или даже акулу.
А что делает маленький?
Я расскажу вам, что делает! Он ловит свою небольшую рыбу совсем не для того, чтобы снять это на камеру! А ловит, когда хочет ухи!
Я купался в евпаторийском порту, куда зашёл по своему собственному заданию, то есть ради воспоминаний о таком раннем детстве, что помнится даже фиолетовый воздух, подкрашенный в пурпур заходящим солнцем. Помнится и пекарня в нашем дворе, даже не сама пекарня, а запах бубликов с ванилью и маком, папин велосипед с моторчиком, молодая и красивая мама, которая привела меня в этот самый евпаторийский порт, чтобы погулять и посмотреть на катера… А сегодня большой дядя с животом, то есть я, - накрыв плечи полотенцем, наслаждается тем, что находя среди современных посудин какой-нибудь старый кораблик, покрашенный синей краской, спрашивает себя: уж не этот ли катерок подмигивал мне иллюминатором в тот фиолетовый вечер?
Метрах в десяти на изъеденных временем и волнами ступенях расположилась женщина в купальнике. Сбоку – скатёрка, на скатёрке початая бутылка вина, хлеб, сыр и свежие огурчики. Взгляд её выискивает в море мужчину, который вооружившись пикой, охотится на кефаль. И вот, когда охотник за кефалью ушёл на глубину, на верхнюю ступень со стороны набережной въезжает велосипедист. Он подсел к женщине и завел с ней оживленную беседу. Пока он с ней разговаривал, охотник за кефалью показал над поверхностью моря оранжевый кончик своей трубки, выдул фонтан и рванул к берегу. Он выглянул из моря и затрубил. Это были белужьи звуки. Впрочем, он скоро успокоился, видимо признав в велосипедисте своего давнего знакомого. И снова ушёл за рыбой, которую через пять минут, наколов на пику, вытащил на берег.
Неподалеку в шезлонгах сидела пара пожилых людей. Они сидели впритык, женщина, положив голову на плечо мужчине, блаженно улыбалась. Мужчина что-то декламировал. В руке он держал книгу Пушкина.
На порт с высокого цоколя смотрел храм святого Илии. Звуки хора шли с бризом по всему порту. Это было физическое явление, которое обнималось молчаливой метафизикой купола небес.
